Неточные совпадения
— И в революцию, когда народ захочет ее сам, — выговорил Муромский, сильно подчеркнул
последнее слово и, опустив глаза, начал размазывать
ложкой по тарелке рисовую кашу.
Последние строки этого дневника такие: «Наш завтрак состоял из пол-ложки глицерина и куска сапога. Один бог знает, что будет с нами дальше…», и еще: «…съеден
последний кусок сапога…» Жизнь автора кончилась с этими строками.
Этим смелым шагом он рассчитывал достигнуть примирения с обоими сельскими магнатами, а впоследствии даже заключить с ними союз с тем, чтоб соединенными силами ударить на Астафьича и утопить
последнего в
ложке воды.
Я проводил
последний экипаж и свернул по своему маршруту влево; по дну второго
ложка весело катился холодный, как лед, ключик.
В
последний бывший с ним назад тому с год припадок, после десятичасовой и наконец унявшейся боли, он до того вдруг обессилел, что, лежа в постели, едва мог двигать рукой, и доктор позволил ему в целый день всего только несколько чайных
ложек слабого чаю и щепоточку размоченного в бульоне хлеба, как грудному ребенку.
Подали ему суп, он взял
ложку, но вдруг, не успев зачерпнуть, бросил
ложку на стол и чуть не вскочил со стула. Одна неожиданная мысль внезапно осенила его: в это мгновение он — и бог знает каким процессом — вдруг вполне осмыслил причину своей тоски, своей особенной отдельной тоски, которая мучила его уже несколько дней сряду, все
последнее время, бог знает как привязалась и бог знает почему не хотела никак отвязаться; теперь же он сразу все разглядел и понял, как свои пять пальцев.
В одном из грязных трактирчиков уездного городишка N сидит за столом староста Шельма и ест жирную кашу. Он ест и после каждых трех
ложек выпивает «
последнюю».
Между этим-то Степаном-палачем и вновь поступившим вторым привратником Кузьмой, спустя весьма короткое время по поступлении
последнего, произошло крупное столкновение из-за упавшей деревянной
ложки, во время обеда, которую Кузьма нечаянно раздавил ногой.
Ложка оказалась любимой
ложкой Степана. Все сидевшие в застольной притихли, ожидая угрозы и даже с сочувствием поглядывая на Кузьму Терентьева.
Первые дни свободы около прелестной женщины, конечно, были для Николая Герасимовича в полном смысле медовыми, но затем в этот мед снова попала
ложка дегтя в форме мучивших самолюбивого до
последних пределов Савина воспоминаний об артистической деятельности Мадлен де Межен в Петербурге.
Выстроились десять охотников в ряд. Кажному Каблуков по деревянной
ложке налил, ротному
последнему. Спрыснул всех, сам остатки хлебнул… Пронзительный состав…